В ходе первоначальных послевоенных судебных разбирательств, направленных на установление того, что происходило при нацизме, и наказание виновных в преступлениях, показания жертв часто дискредитировались. Только в 1961 году, после громкого судебного процесса над нацистским военным преступником Адольфом Эйхманом в Иерусалиме, фокус сместился.
Для многих переживших Холокост концепция «свидетельств о Холокосте» – рассказов о том, что им пришлось пережить, – приобрела почти священное значение. В 1989 году выживший в Освенциме писатель Эли Визель утверждал, что для кого-либо, кроме выживших жертв Холокоста, неэтично пытаться это представлять или искать объяснения.
В некотором смысле настойчивое утверждение Визеля о том, что только выжившие жертвы могут действительно “знать” о Холокосте, способствовало мистификации этого исторического периода. Отрицатели Холокоста незаконно использовали сам этот процесс в своих целях.
Изучение взглядов современных людей, не бывших жертвами, может помочь нам понять, что совершаемое насилие отчасти является результатом социальной системы. Исследовательница Эллен Пилсворт из Редингского университета изучает, как рассказы антинацистских беженцев были восприняты (в переводе) британскими читателями в то время.
Такие мемуары могут проиллюстрировать процесс превращения немецкого населения под влиянием нацизма в то, что историк Мэри Фулбрук называет “обществом наблюдателей” — еще до того, как условия военного времени нормализовали акты чрезмерного насилия.
Жизнь в нацистской Германии
В 1939 году Себастьян Хаффнер, настоящее имя которого было Раймунд Претцель, написал мемуары под названием “Geschichte eines Deutschen. Die Erinnerungen 1914-1933” (Рассказы немца. Воспоминания 1914-1933).
Они были опубликованы после смерти автора в 2000 году под псевдонимом, под которым он прославился как журналист в послевоенной Западной Германии. В 2003 году вышел в свет английский перевод под названием “Бросая вызов Гитлеру”. Историк Дэн Стоун назвал его “одним из наиболее замечательных современных анализов нацизма и Третьего рейха”.
Хаффнер учился на юриста, когда Гитлер пришел к власти. Поскольку нацистский режим разрушил демократическую правовую систему, которую он изучал, вместо этого он занялся журналистикой. Его подруга Эрика Шмидт-Ландри была признана “еврейкой” в соответствии с нюрнбергскими расовыми законами. Когда она забеременела от Хаффнера, пара уехала из Германии в Англию.
В Великобритании Хаффнер начал писать мемуары о своей жизни, в том числе о своем взгляде на расцвет нацизма. В одной показательной сцене он описывает, что он чувствовал, когда 1 апреля 1933 года, в день еврейского бойкота, нацистские штурмовики (также известные как коричневые рубашки) вытеснили еврейских коллег из его юридической фирмы. Некоторые коллеги нервно расхаживали по кабинету. Другие хихикали. Один коллега-еврей просто собрал свои вещи и ушел.
Хаффнер пишет:
“Мое собственное сердце сильно бьется. Что мне делать? Как сохранить самообладание? Просто игнорировать их, не позволять им беспокоить меня. Я склоняю голову над своей работой. […] Тем временем ко мне подошел человек в коричневой рубашке и занял позицию перед моим рабочим столом. “Ты ариец?” Прежде чем я успел подумать, я сказал “Да”. […] Кровь бросилась мне в лицо. На мгновение слишком поздно я почувствовал стыд, поражение. […] Я провалил свой первый экзамен. Я мог бы дать себе пощечину.”
В другой раз, в принудительном идеологическом лагере для студентов-юристов, Хаффнера заставляют отдавать гитлеровское приветствие и петь пронацистские песни. Он пишет: “Впервые у меня возникло чувство, настолько сильное, что оно оставило привкус во рту: “Это не считается. Это не я. Это не считается”. И с этим чувством я тоже поднял руку и держал ее вытянутой перед собой около трех минут”.
Рассказ Хаффнера иллюстрирует самообман и отрицание, благодаря которым многие люди, которые активно не поддерживали нацистский режим, при нем выжили. В интервью, данном в 1989 году, Хаффнер сказал, что дело не в том, что все немцы были нацистами, но и нацизм практически не влиял на повседневную жизнь: “В некотором смысле с ним можно было жить бок о бок”.
Общество наблюдателей
Фулбрук показала, как простые немцы были втянуты в “процессы соучастия”. При нацизме наблюдение за спонсируемыми государством актами коллективного насилия постепенно стало необходимой нормой. Личные риски, связанные с тем, чтобы вести себя иначе, были вполне реальными. “То, что могло бы быть морально одобряемой позицией в либеральном, демократическом режиме, при других обстоятельствах может оказаться неэффективным и потенциально самоубийственным”, – пишет Фулбрук.
Если кто-то в Великобритании в 2024 году будет считать немецких свидетелей нацистских преступлений «виновными» за то, что они не заступились за жертв, он сделает это в соответствии с моральными обязательствами либеральной демократии. Однако приход Гитлера к власти в 1933 году ознаменовал конец немецкой демократии. Третий рейх был жестоким полицейским государством. Людей поощряли осуждать противников режима. Неповиновение грозило арестом, тюремным заключением или политическим “перевоспитанием” в концентрационном лагере Шутцхафт.
Как в Германии, так и во всем международном сообществе каждый понимал насилие, совершавшееся при нацизме, по-своему. Даже слов “геноцид” и “Холокост”, которыми с тех пор определяется эта эпоха, еще не было в словарном запасе людей.
Термин “геноцид” был придуман польским юристом Рафаэлем Лемкиным в 1944 году для описания нацистской программы уничтожения евреев.
“Холокост”, сравнительно более старое слово, стало широко использоваться в конце 1950-х годов только для формального описания геноцида, совершенного при нацизме против евреев.
Кроме того, расовая сегрегация практиковалась и в других либеральных демократиях того времени. Законы Джима Кроу обеспечивали расовую сегрегацию во всех южных штатах США. Идея расовой иерархии лежала в основе Британской и других европейских империй.
Обращение к взглядам современных людей, не являющихся жертвами, может помочь нам понять насилие, совершавшееся во время Холокоста, как эффект социальной системы. Американский литературовед и исследователь Холокоста Майкл Ротберг выступает за подход к историческому насилию, учитывающий точки зрения «причастных к нему людей».
Ротберг предполагает, что категории героев и злодеев, жертв и преступников неадекватны для объяснения причиненного вреда. Выход за их рамки может также пролить свет на разрушительную социальную динамику нашего времени.
Помощь психолога