Психологическая помощь новости психологии и психотерапии
Недавнее исследование, опубликованное в Journal of Personality and Social Psychology, показало, что люди, склонные к повседневному садизму, обвиняют жертв из-за садистского удовольствия и сниженной эмпатии. Кроме того, у этих людей снижена когнитивная активность при обработке информации, связанной с жертвами.
Мир часто страдает от страданий других людей, от жертв войны до людей, сталкивающихся с травлей или сексуальным насилием. Часто, когда мы слышим о такой несправедливости, будь то непосредственно от наших знакомых или через средства массовой информации, мы испытываем сочувствие к жертвам.
Но наряду с этими сочувственными реакциями, существует на удивление распространенная и менее сострадательная реакция: обвинение жертв в их собственных несчастьях.
Эта тенденция проистекает из веры в то, что мир по своей сути справедлив, что заставляет людей думать, что жертвы, должно быть, чем-то заслужили такую участь.
В этой работе Клаудия Сассенрат и ее коллеги вышли за рамки общепринятой веры в справедливый мир как основной причины обвинения жертв, и сосредоточились на последствиях повседневного садизма – получении удовольствия от наблюдения за чужой болью или причинения боли другим людям.
В первоначальной серии исследований, в которых приняли участие 2653 человека, использовались онлайн-анкеты, чтобы выяснить, склонны ли люди, склонные к повседневному садизму, обвинять жертв в различных тревожных сценариях, включая сексуальное насилие и травлю. В ходе этих исследований учитывались личностные черты и характеристики темной триады, и было установлено, что садистское удовольствие и отсутствие эмпатического беспокойства являются значимыми прогностическими факторами обвинения жертвы. Результаты были получены в различных культурных контекстах и с участием сотрудников полиции.
Во втором исследовании приняли участие 314 человек. В нем изучались поведенческие последствия обвинения жертвы сексуального насилия, с акцентом на готовность участия в тяжелой когнитивной деятельности. Результаты показали, что люди, склонные к повседневному садизму, помнили меньше информации о сценарии взаимодействия жертвы и насильника, что свидетельствует о меньшей готовности помочь нуждающемуся человеку, вероятно, из-за увеличения обвинений жертвы.
В третьем исследовании с участием 776 человек были изменены инструкции выполнения заданий, чтобы выяснить, повлияет ли изменение предполагаемой цели запоминания информации о сценарии сексуального насилия (либо для измерения объема памяти, либо как средство оказания помощи будущим жертвам) на взаимосвязь между повседневным садизмом, обвинением жертвы и усиленной когнитивной деятельностью. Манипуляция существенно не повлияла на результаты, подкрепляя представление о том, что более высокий уровень повседневного садизма связан с меньшими усилиями по запоминанию информации о сценариях взаимодействия жертвы и насильника.
В четвертом исследовании использовалось амбулаторное обследование 273 участников в течение десяти дней, чтобы выявить реальную распространенность и последствия повседневного садизма, садистского удовольствия и обвинения жертв. Это исследование подтвердило результаты предыдущих исследований в реальной обстановке, продемонстрировав, что люди, склонные к повседневному садизму, с большей вероятностью будут испытывать садистское удовольствие и обвинять жертву, независимо от убежденности о справедливом мире.
Кроме того, в этом исследовании изучались потенциальные смягчающие эффекты межличностной близости и источники информации об этих отношениях. При этом было установлено, что, хотя эти факторы влияли на степень испытываемого садистского удовольствия, они существенно не меняли связь между повседневным садизмом и обвинением жертвы.
В совокупности эти исследования подчеркивают влияние повседневного садизма на склонность обвинять жертв в несчастьях.
Они показывают, что люди, склонные к повседневному садизму, с большей вероятностью обвиняют жертв из-за испытываемого садистского удовольствия и снижения эмпатической озабоченности.
Эта связь сохраняется в различных контекстах, культурных традициях и даже у специалистов, которые часто сталкиваются со сценариями взаимодействия жертвы и преступника, например, у сотрудников полиции, что подчеркивает достоверность этих выводов.
Ограничением этой работы является зависимость от перекрестных корреляционных данных онлайн-исследований. Таким образом, исследователи не могут сделать вывод о причинно-следственной связи.
